Занимаясь историей свей фамилии — Ледеры-Клячкины, в архиве я нашла интересный материал. Вся интеллигентная Самара на рубеже 19−20 веков собиралась в центре города — это улица Л. Толстого (Москательная), улица Ленинградская (Панская), улица Молодогвардейская (Соборная), улица Некрасовская (Предтеченской), улица Садовая (Лебяжинской).

Евреев тогда в Самаре проживало около 600 человек. Все евреи были так или иначе знакомы друг с другом, общались семьями, старались помочь друг другу. И вот в воспоминаниях своих родных я неоднократно слышала фамилию Яков Тейтель, как о человеке чрезвычайно добродушном и гостеприимном.

Мне рассказывал прадед, что Тейтель устраивал в своем доме на углу Предтеченской и Лебяжинской (Некрасовской и Садовой) многолюдные вечера. На них он приглашал всех, кто казался ему человеком умным и интересным. Без различия чинов, вероисповедания и материального положения. Там царило свободомыслие. Завсегдатаем «салона» был председатель окружного суда Владимир Анненков, известный тем, что повесил в своем рабочем кабинете кандалы отца-декабриста. Здесь Тейтель принимал и полунищего фельетониста Алексея Пешкова, в будущем Максима Горького. Максим Горький вспоминал, что именно у Тейтеля встретился с Николаем Гариным-Михайловским. А этот известный писатель и инженер живо представил в своих «Очерках» гостеприимного хозяина дома на Предтеченской под фамилией Абрамсон.

Тейтель действительно заслужил имя «веселый праведник», которым его наградил Максим Горький. Окончивший Московский университет Яков Львович был знаком со многими передовыми умами России. Как только Тейтель получил диплом юриста, одной из главных его забот стала помощь евреям, страдающим от притеснений в западных областях Российской империи. Многое сделал он и для того, чтобы Самара приняла как можно больше бегущих от погромов. Боролся за создание в Российской империи Еврейского университета. А после революции, будучи в эмиграции в Берлине, содействовал переселению соплеменников из охваченной Гражданской войной страны в Европу. И в то же время этот видный деятель еврейского общественного движения признавался в любви к русскому народу, к русскому языку и культуре.

В 1877 году Тейтеля назначили исполняющим обязанности судебного следователя при Самарском окружном суде. В 1880-м он был утвержден в этой должности. Окружной суд неоднократно избирал его в члены своей коллегии. Но министерство юстиции соглашалось утвердить это решение лишь при условии принятия Тейтелем христианства. Несмотря на то, что смена веры обещала ему большие карьерные перспективы, самарский следователь отказывался. Это казалось ему равносильным предательству.

Я стала искать по дореволюционным номерам «Самарской газеты», и нашла упоминания о нем и очень интересные факты его жизни.

Находясь в Самаре, Тейтель помогал всем. Благодаря своему знакомству с новым собственником «Самарской газеты» Семеном Костериным, Тейтель по просьбе Владимира Короленко помог в устройстве на работу в редакцию журналиста Алексея Пешкова. А потом возил в Москву из Самары первые рассказы начинающего литератора. Да и будущую жену Максима Горького — бывшую гимназистку Екатерину Волжину именно Тейтель порекомендовал в «Самарскую газету» в качестве корректора.

Разъезжая по Самарской губернии в качестве судебного следователя, Яков Тейтель однажды встретил талантливого молодого крестьянина-гусляра и пригласил его в Самару. Устроил писцом в суд, затем певчим в архиерейский хор. Подсказал, что тот может публиковать свои произведения. Так в редакции «Самарской газеты» появился еще один сотрудник — поэт и фельетонист Степан Петров, печатавшийся под псевдонимом Скиталец.

К Тейтелю часто ходила в гости писательница Александра Толстая-Бостром с сыном Алешей. У него на литературных вечерах оттачивал свой талант писатель Евгений Чириков. С подачи Тейтеля и появились в 1900 году в Журнале «Жизнь» рассказы Е. Чирикова, которые были посвящены историям о моем дедушке Клячкине (Мейлахе) Михаиле Абрамовиче, который, получив в 1892 году диплом лекаря, уехал земским врачом в Симбирскую губернию в село Тереньга Сенгилеевского уезда.

С 1896 года он уже заведовал в Сенгилее городской амбулаторией. В это время и произошла история, после публикации фельетона Евгения Чирикова в десятом номере столичного демократического журнала «Жизнь» 1900 года, наделавшая немало шума в демократической прессе страны среди земских начальников.

Молодой земский врач К-н в фельетоне Евгения Чирикова «В лощине меж гор», не пожелавший отдать визит жене земского председателя по случаю своей женитьбы, да ещё начавший войну против воровства во вверенной ему больнице и поплатившийся за это местом, не кто иной, как Михаил Клячкин. Евгений Чириков для своей авторской рубрики «Провинциальные картинки» в журнале «Жизнь» выбирал самые яркие темы.

Журнал ежемесячно расходился огромным тиражом в 15 000 экземпляров, публиковал Чехова, Бунина, Горького, Вересаева, Чирикова, Скитальца, Леонида Андреева, Бальмонта, многих других российских прогрессивных авторов, и даже Ленина под псевдонимом В. Ильин.

История Чирикова о злоключениях врача Клячкина в захолустном Сенгилее имела продолжение. Сначала земские власти Симбирской губернии вынуждены были провести расследование, подтвердившее факты фельетона. Евгений Чириков принял в деле активнейшее участие и публиковал новости. Без такой поддержки не одолеть бы молодому врачу засасывавшую трясину жизни российской глубинки с её узаконенным хамством и казнокрадством одних, вылинявшим благородством души других и привычным молчаливым безразличием народа.

Дело врача Михаила Клячкина затянулось. Он уехал работать в Симбирск. Земский председатель из Сенгилея г. Теплов и там нашёл способ ему помешать. Но Евгений Чириков на страже, он в курсе новостей и тут же их публикует: «Когда изгнанный г. Тепловым и К0врач Клячкин был приглашён на службу в города, тог. Теплов заявился к городскому голове и стал уговаривать его не брать г. Клячкина на службу, а когда голова отказался «угодить», то г. Теплов пригрозил местью горожанам и, действительно, начал мстить.

В это время мой дедушка 4 мая1890 года женился на Ревеке Ледер, которая была из большой и богатой самарской семьи. Ее отец, Мойша (Моисей) Аронович Ледер, был другом Якова Тейтеля, он являлся казначеем в Синагоге, а Тейтель как единственный представитель еврейства в правительственных сферах Самарской губернии принимал самое активное участие во многих благотворительных мероприятиях. На данной почве они тесно общались в период пребывания в Самаре. Послужив в уезде, Михаил перебрался в Самару. Оставаясь врачом на государевой службе, открыл кумысолечебницу на берегу Волги напротив Сенгилея и частную больницу в Самаре. Жена его работала в Ольгинской больнице в Самаре. Их сын, мой отец, Лев окончил Ленинградский политехнический институт и до войны работал в Ленинграде на заводе «Электросила» начальником конструкторского бюро ртутных выпрямителей, заместителем главного конструктора завода, изобретал электротехнику и сразу налаживал производство. В 1942 году вместе с заводом он эвакуировался по льду Ладожского озера в Свердловск, наладил там выпуск ртутных выпрямителей для военной техники.

Позднее переехал в родную Самару (Куйбышев), работал там председателем Совнархоза, получил Сталинскую премию. В Куйбышеве я и родилась.

Так вот и произошла встреча нашей семьи с выдающимся человеком Яковым Тейтелем.

Дом Якова Львовича, который называли между собой гости «салон», был открыт для всех. Посетители «салона» Тейтеля на протяжении всей своей жизни не забывали прекрасные, полные мысли и чувства встречи, беседы и диспуты в маленькой квартирке. Необычную картину представлял собой дом Тейтеля, в который люди всегда наведывались без приглашения и в любое время. Здесь бывали студенты, военные, актеры, врачи, ссыльные, литераторы, городские и земские деятели, профессора, либералы, народники, марксисты. Днем в его квартире постоянно собирались безработные, крестьяне и мастеровые, искавшие защиты от административных притеснений, беспаспортные, кому надо было выхлопотать вид на жительство. К нему приходили за пищей духовной, а не телесной. Часто Тейтель делился с писателями и журналистами своими впечатлениями от поездок по окрестным деревням, рассказывал об интересных случаях из своей юридической практики. И это становилось темой художественных произведений.

Преступления, которые приходилось раскрывать Тейтелю в его бытность следователем, были обыденными проявлениями «идиотизма» русской провинциальной жизни. И все знали, что дело, которое ведет Тейтель, будет расследовано правильно, по совести, как например, одна из своих публикаций назвала Тейтеля «самарским доктором Гаазом», человеком, который многое сделал для облегчения положения заключенных в тюрьмах.

Многое было сделано Я. Л. Тейтелем и для еврейской молодежи, желающей учиться. Благодаря самарскому юристу многие евреи в конце ХIХ века получили долгожданный вид на жительство в Самаре. «Кто поможет им, бежавшим из Белоруссии, Украины от погромов? Именно я», — улыбаясь, говорил он. Почему? «Ничего не поделаешь, диктатура сердца». «Первый еврей» — так называли в Самаре Я. Л. Тейтеля, прослужившего в губернии более 25 лет. Ему суждено было стать «еврейским покровителем» в этих местах.

В то время в Самаре вид на жительство евреи могли получить на основании привезенного с собой из-под Голутвина, Бельца, Умани свидетельства о владении ремеслом портного или лудильщика. Получив разрешение, люди могли заниматься в Самаре, чем хотели. К устроившимся в городе евреям приезжали из черты оседлости родственники и знакомые.

Таким образом, сложилась довольно большая еврейская колония. Евреи оживили этот край.

Первый пивоваренный завод был построен евреями. Они же взяли на себя экспорт пшеницы из Самары за границу. Всем этим занимались мнимые ремесленники, на которых в благодарность за пользу, приносимую краю, часто составлялись протоколы о выселении, за неимением права на жительство, в связи с несоответствием занятий.
Тейтель умел уладить разногласия, и все спустить на тормозах. Он был первым из евреев Самары, кто делал многое «беитнадвут», то есть бескорыстно.

По утверждению самого Якова Львовича, он мог принимать деятельное участие в оказании помощи евреям благодаря тому, что «у меня были хорошие отношения как с судом, так и с прокуратурой, в особенности с председателем суда Владимиром Ивановичем Анненковым, который при мне председательствовал 18 лет».

Слава о Тейтеле распространилась далеко за пределы Приволжья. Популярные на Волге газеты писали: «Жить в Самаре и не знать Я. Л. Тейтеля — все равно, что жить в Риме и не видеть папы».

Я. Л. Тейтель был «бельмом на глазу» у местного и петербургского начальства. И как писал М. Горький, что несколько десятилетий это «пятно, затемняющее чистейший блеск судебного ведомства», доставляло искренние страдания сменяющимся поколениям сановников в петербургском министерстве юстиции. Но ничего они не могли сделать. Попавший в список назначений, который был утвержден еще Александром II — «Освободителем», Тейтель теперь до конца дней считался «несменяемым» и «высочайше утвержденным» следователем. Вот такая история была в Самарской губернии.